Автопортрет человечества, который предлагает Страстная неделя, пугает: самоуверенность судей, их гордость и вероломство, лень толпы и трусость друзей, договоренности и обещания, цена чести и мотив преступления. Все это складывается таким образом, что невозможно не ужаснуться. Мы все, как по отдельности, так и все вместе, находимся там: с разбитым сердцем, с встревоженным умом, с непротянутой рукой, с забитыми нами гвоздями, да удержатся они!, с нашими собственными грехами. Никто и ничто не пропало.
Слушая, как и каждый год, Баха и перечитывая текст его оратории, по сути, библейского синтеза, но также и византийского гимнария глубокой мудрости, я еще больше осознаю, словно это банальность, насколько рискованно может поступать Бог, доверяя Себе Свои собственные творения, делая ставку, как мы бы сказали, на остальное человечество. Здесь важна не несправедливость ложного политического процесса, а именно инаковость, свобода человека совершать богоубийство. Такое обратное величие можно было очистить только изнутри, от корня, от тьмы и опустошения смерти.
Я не знаю, можем ли мы сегодня понять или почувствовать, какой «историей» могло быть христианство в эпоху своего возникновения, как оно удивляло, раздражало и возмущало умы, как оно вопрошало души, насколько силен пример Бога, который не ждет, не смотрит издалека, не довольствуется приношениями, но непосредственно входит в тесто мира, замешивая его! Из многочисленных обвинений, выдвигавшихся против христиан в первые века нашей эры, — от каннибализма до безнравственности, — мне запомнилось, на первый взгляд, самое абсурдное: атеизм. Говорилось, что они не верили, как другие, что они отличались от «идеи» божественности так же, как воплотившийся и убитый Сам Бог.
Этот «атеизм» должен был полностью воплощаться в жизнь апостолами. Только пустая гробница убедит их, но не сразу и не всех. Только при последнем явлении после Пасхи они поверят Ему. После того, как они приняли преодоление социальных ограничений, после того, как они разделили стол с блудницами и вошли в дом мытаря, после того, как они даже терпели самаритян, здесь, в конце, это начало: принять (и) Воскресение! Ужасное испытание, в котором так и не была достигнута окончательная победа, одновременно подтвержденное и оспоренное.
Когда же закроется пасть могилы, и «приключение» закончится, когда рассыплются последние слухи и надежды, когда восстановится мир и вернутся повседневные заботы, когда рассеется даже страх последствий, когда ученики покажутся из укрытий, ну, тогда, едва возвещенные и неверующие, — атеизм! - произойдет: Воскресение. Можем ли мы еще к этому подготовиться? У нас еще есть время? Конечно. Не только сегодня, но и каждый день...
Докса!